Реферат, курсовой проект, дипломная работа, эссе, сочинение, контрольная, аналитическая справка на заказ
Главная
Рефераты на заказ
Типы работ
Предметы и темы
Гарантии
Цены
Заказ и оплата
В помощь студенту
Партнерство и реклама
ВУЗы Москвы
Вакансии
Разное





Rambler's Top100


Заказ диплома Заказ курсовой Заказ реферата Заказать диплом курсовой проект дипломнаую работу, эссе, сочинение на заказ
Заказать реферат, курсовую работу, дипломный проект, эссе, сочинение, контрольную работу, аналитическую справку, отчет по практике бизнес-план предприятия экономика право
 

тел. (495) 728 - 3241; info@troek.net

Лекция 4. Петр I и идеология «Ученой дружины».

Время Петра I ознаменовалось быстрой европеизацией России, резким сломом обычаев и традиций отечественно­го средневековья. Несмотря на это, обращение к Западу было благом; оно открывало путь к усвоению опытных наук и технических усовершенствований.

Тем самым обновлялись и политические представления. Петр I проявляет интерес к сочинениям С.Пуффендорфа, одного из самых выдающихся идеологов западноевропейс­кого Просвещения. По его инициативе на русский язык переводится его трактат «De officio nominis et civis justa legem naturale» - «О должности человека и гражданина по естественному праву». В нем обосновывался тезис о необ­ходимости секуляризации политических институтов, отде­ления естественного права от богословия. Любая власть, по мнению автора, возникает в результате разумного согла­шения людей, добровольно ограничивающих свои права в Пользу соответствующих властных учреждений. Следстви­ем естественного договора (pactum) является и возникнове­ние централизованного государства в форме монархии. На его взгляд, именно монархия наиболее гармонирует с естественными стремлениями людей, ограждая их от частного насилия и устанавливая равенство в подчинении. В разряд основных прав личности входит не только защита частной собственности, но и право на образование, продвижение в должности и службе, безотносительно к родословию и бо­гатству. Влияние Пуффендорфа сказалось на всех полито­логических построениях русского Просвещения, и это во многом было обусловлено благосклонным отношением к нему Петра I.

1. По примеру Ивана Грозного. Однако создатель «Рос­сийской Европии» слишком жестко соединил идею есте­ственного права с идеей централизованной государственно­сти, идею власти с идеей абсолютной монархии. В этом он скорее уподоблялся Ивану Грозному, которого считал сво­им «предшественником и примером», называя «глупцами» тех, кто признавал его «тираном». Характерна параллель, которая проводится между московским самодержцем и Вла­димиром Святославичем, великим князем киевским, в отре­дактированном им лично Предисловии к «Морскому уста­ву» (1720). О последнем сказано: «...Владимир Святый на­ставлен быв в богословии, не наставлен показался в полити­ке. И как привидением России от тьмы неверия в познание истинны вечных похвал явился достоин, так российския монархии разделением не малый славы своей урон зделал: понеже превеликий вред народу рускому принес». Напро­тив, Иван Грозный «управил сердце... ко уврачеванию вре­да Владемером соделанного» и избавил Россию от «смерто­носные болезни» удельного «рассечения», соединив «мно­гие немощные и взаим себе вредящие части... в едину мо­нархию ».

Подражание Ивану Грозному в сильнейшей мере опре­делило линию поведения Петра I. Прежде всего это сказа­лось в его отношении к боярству и церкви. Он почти не обращается к услугам Боярской думы, заменяя ее вскоре на Сенат - высший распорядительный и исполнительный орган при царе. При нем прекращается вообще само пожа­лование в бояре. Важнейшие государственные дела поручаются только преданным ему лицам, отличавшимся не родовитостью сана, а способностями и талантами. Извест­но его выражение: «Аз есмь в чину учимых и учащих мя требую». В сознании Петра I укореняется идея о власти как учительстве, и это находит свое выражение в самом титуле Отца Отечества, императора Всероссийского, кото­рый он принимает в день празднования Ништадтского мира 30 октября 1721 г.

Серьезным изменениям подвергается и положение цер­кви. Продолжая линию Ивана Грозного, Петр I настойчиво добивается упразднения двоевластия. После учреждения патриаршества в 1589 г. с новой силой оживает соперниче­ство светской и духовной власти. Патриарх Никон откро­венно заявляет о превосходстве священства над царством. Не скрывают своих «наставительских» амбиций и его пре­емники. Патриарх Иоаким требовал от царей Ивана и Пет­ра Алексеевичей всячески пресекать влияние «иноземцев»: «отнюдь бы иноверцы... обычаев своих иностранных на прелесть христианом не вносили бы, и сие бы им запретить под казнию накрепко». Когда после смерти патриарха Адриана Петр I отменил выборы нового главы русского православия, недовольство сложившейся ситуацией прозву­чало из уст местоблюстителя патриаршьего престола Сте­фана Яворского. Он заявил о различии компетенции церк­ви и государства, потребовав автономии для духовной вла­сти. («Царие бо христианстии, — пишет Стефан Яворский в своем трактате «Камень веры», — начальствуют над христианы не по елику христиане суть, но по елику человецы, коим образом мо­гут начальствовати и над иудеи, и над махометаны, и над язы­ки. Тем же властительство царей о телесех паче, нежели о ду­шах человеческих радение имать. Духовная же власть о душах паче, нежели о телесах владомых печется. Царие имуть в на­мерении покой привременный и целость людей своих во плоти. Духовная же власть имать в намерении живот и ублажение и по плоти и по духу. Царие подвизаются со врачами видимыми, ду­ховная же власть с невидимыми».)

Немаловажным было и то, что политические устремления церкви находили поддержку в народных массах. Это не было тайной и для Петра I. В составленном им совместно с Феофаном Прокоповичем «Духовном регламенте» (1721) говорится: «...простой народ не ведает, како разньствует власть духовная от самодержавной, но великою высочайше­го пастыря честию и славою удивляемый помышляет, что таковый правитель есть то вторый государь самодержцу рав­носильный или болши его, и что духовный чин есть другое и лучшее государство, и се сам собою народ тако умствовати обыкл».

Петр I принимает ряд самых крутых мер с целью ос­лабления духовной власти. Прежде всего санкционируется изъятие части церковных доходов в казну и ограничивает­ся право духовенства безраздельно пользоваться трудом зависимых крестьян. При монастырях открываются «гошпитали», в том числе для незаконнорожденных младенцев, которых монахи обязывались растить и обучать. Строгой регламентации подвергались и штаты церковнослужителей: на 100-150 дворов прихожан полагался один священник, все «излишние» подлежали включению в тягло, причем за беглого бывшего церковника устанавливался штраф в том же размере, что и за беглого крестьянина. Значительно ос­ложняется процедура назначения на церковные должности. Каждый кандидат обязывался иметь соответствующее «зва­нию своему должное искусство», т.е. владеть грамотой. Кроме того, от них требовалось выучить наизусть две книги: «Краткии катехизис» и «О должностях всех чинов». Автором вто­рой книги был Пуффендорф. Обе эти книги священники должны были, согласно «Духовному регламенту», читать в воскресные и праздничные дни в течение года для воспита­ния паствы. Вводятся особые «табельные дни» в церковное богослужение, для «всегдашнего напоминания» духовенству о коронациях, тезоименитствах и победах русского оружия, примеру, в «Реестре торжественным и викториальным дням» 1723 г. таких дней насчитывалось 44. Все «упуще­ния» по табели рассматривались Тайной канцелярией, и виновные подвергались неукоснительному наказанию.

Венцом петровских преобразований в церковной сфе­ре становится учреждение Духовной коллегии, или Сино­да, отменявшего институт патриаршества. Церковь лиша­ется своего самостоятельного значения и превращается в орудие правительственной системы. Синод возглавляет обер-прокурор, светское лицо, находящееся на государ­ственном жалованье. Служители культа также приравни­ваются к обычным чиновникам. С подчинением церкви государству отпадает вопрос о двоевластии и старомосков­ское царство окончательно трансформируется в Российс­кую империю.

Сущность политики Петра соответствовала общепрос­ветительским идеалам. Его прежде всего заботит благо оте­чества, которое он непосредственно связывает с «береже-нием крестьян», земледельцев. В подготовленном им спе­циальном наказе поместному дворянству говорилось, что крестьяне «суть артерии государства и как де через арте­рии (т.е. большую жилу) все тело человеческое питается, так и государство последними, чего ради надлежит оных беречь и не отягощать через меру, но паче охранять от вся­ких нападков и разорений, особливо служилым людям по­рядочно с ними поступать». В данном контексте устанав­ливался запрет на раздел помещичьих имений между на­следниками («от того разделения казне государственной великий есть вред и людям подлым разорение»), а также намечалось облегчение крестьянских податей. До дела это, однако, не дошло: помешала длительная Северная война, обескровившая государственные финансы. Тогда более мяг­кое подворное обложение было заменено подушной пода­тью, которая распространилась на все население: горожан и крестьян. Следствием явилось то, что предвидел и сам Петр, - массовая неуплата налогов, а значит, «вред и убы­ток государству». Тем не менее Петр не теряет оптимизма, подходя к «тягости народной» как временной мере, обеспе­чивающей «государственный интерес». Зато он неизменно убежден в одном: «Надлежит трудица о пользе и прибытке общем, который Бог нам пред очи кладет как внутрь, так и вне, от чего облехчен будет народ». Это и была его мечта-идея, двигавшая его громадным умом и волей.

Секуляризация государственной власти потребовала не только разработки новой политической идеологии, но и создания ее социальной опоры - в виде нового сословия интеллигенции как носителя светского научного знания. При Петре это сословие еще не велико, оно только начина­ет самоопределяться, уясняя свое общественное и полити­ческое призвание. Формирующаяся интеллигенция «идей­на», но «беспочвенна», т.е. оторвана от национальных кор­ней, лишена исторических привязанностей и воспомина­ний. В большей своей части это инородцы - французы, гол­ландцы, немцы; к ним присоединяются и «киевские нехаи» - украинцы, белорусы, которых Петр ценит за обра­зованность и толерантность. (Примечательно, что в петровский период интеллигент как инородец вообще ассоциировался с немцем; отсюда недовольство московитов Немецкой слободой. Особенно резко это выплесну­лось во время стрелецкого бунта 1698 г. По словам одного из его участников, они «и Немецкую де слободу разорять и немец рубити хотели для того, что де их вошло в царство много и чтоб царством не завладели». Неприязнь к «немцам» имела и рели­гиозную подоплеку: в средневековой Руси именно им вменялось в вину распространение астрологии и ересей.)

Вокруг него складывается «ученая дружина» - когорта интеллектуалов, поднявшая стяг европеизации России. Во главе ее стояли Феофан Прокопович и Татищев, два крупных мыслителя-прагматика, сыгравших важную роль в сплочении русского раннеин-теллигентского движения.

2. Феофан Прокопович (1681-1736). Знакомство его с Петром состоялось в 1709 г., во время пребывания царя в Киеве, по случаю победы русских войск под Полтавой. Он произнес похвальное слово, которое понравилось монарху и заставило его обратить внимание на просвещенного про­поведника. С того времени он постоянно покровительствует Феофану, а в 1715 г. вызывает его в Петербург для подго­товки церковной реформы.

Феофан отличался свободой ума и антицерковными наклонностями. На его взгляд, Священное писание должно восприниматься не догматически, а «риторским разумом», т.е. аллегорически. Это позволяло ему примирить Библию и систему Коперника, защищать науку от нападок орто­доксов. Философское основание его взглядов составляла теория двойственной истины, которую перенял от него М.В.Ломоносов.

Однако главный интерес Феофана лежал в русле поли­тики. Он прекрасно знал труды Т.Гоббса, Ю.Липсия, Г.Гроция, С.Пуффендорфа, И.Буддея, обосновывавших принцип сильной централизованной власти. Из его собственных ра­бот, помимо составленного им при участии Петра I «Духов­ного регламента», выделяются прежде всего «Слово о вла­сти и чести царской» (1718) и «Правда воли монаршей» (1719), которые обрели статус государственных законода­тельных актов.

Феофан Прокопович - сторонник договорной теории про­исхождения государства, истоки которого он возводит к договорным отношениям в семье. «Брачное сочетание, -пишет он, - есть от рода контрактов или договоров, а во всех контрактах равно дело разоряется, когда сия или оная сторона артикулов договора не сохраняет». Именно дого­вор, контракт, по мнению Феофана, обеспечивает равен­ство сторон как в семье, так и в государстве. В своих суж­дениях о догосударственном состоянии он старается при­мирить позиции Гоббса и Пуффендорфа. Для него непри­емлема ни точка зрения первого о войне всех против всех в древних сообществах, ни точка зрения второго о царившем в них всеобщем мире. Феофан полагает, что и в естествен­ном состоянии люди совершали добро и зло, мирились и воевали, следуя свободной воле, дарованной им от Бога. Изначальный закон жизни человеческой, «с стороны од­ной велит нам естество любити себе и другому не творити, что нам не любо, а со другой стороны злоба рода растленнаго разоряти закон сей не сумнится», а потому «всегда и везде желателен был страж, и защитник, и сильный побор­ник закона, и то есть державная власть». Следовательно, государство учреждается вследствие необходимости защи­ты богоустановленного закона жизни. Но совершается это не по насилию и утеснению одних другими, а по добро­вольному соглашению, воле всего народа. Не входя в под­робности относительно способов сплочения народной воли, Феофан ограничивается признанием ее соответствия боже­ственным замыслам: «Ведати же подобает, что народная воля... бывает не без собственного смотрения Божия, но Божиим мановением движима действует. И того ради вся долженства как подданных к государю своему, так и госу­даря к добру общему подданных своих не от единой воли народной, но и от воли Божией происходит». Таким об­разом, для государственной власти оставляется удобный зазор, позволяющий ей соизмеряться с обстоятельствами и действовать от имени народной или божественной воли.

Феофан неспроста дуализирует источник государствен­ной власти. Ему ясно, что она не может оставаться лицом к лицу только с народной волей. Люди подвержены страстям и переменчивы в своих намерениях. Это может легко вос­палить их воображение и направить их волю к свершению бунта. Власть черни для Феофана отвратительна: «Меры в ярости не знает простолюдное свирепство, когда видит вся по воле своей». Поэтому одной их главных задач верхов­ной власти является обеспечение мира и безопасности граж­дан, что достигается, во-первых, «умалением народных тяжестей» и, во-вторых, всемерным поощрением «великих честных учений», т.е. просвещения. Но в основе всего этого должно лежать «искусство экономическое», т.е. раз­витие производства и сельского хозяйства. Всякий иной путь чреват недовольством народа, бунтами. Власть, забо­тящаяся только о собственном интересе, есть власть «лю­тая и паче монаршества страшнейшая».

Феофан Прокопович выступает апологетом централи­зованной власти, не сковывая ее не только путами церков­ности, но и народности. Она имеет абсолютный характер и не подлежит никаким юридическим ограничениям. Монарх соединяет в своем лице и законодательную, и судебную власти, и долг подданных - «без прекословия и роптания» исполнять его указы и повеления. Народ своей воли не имеет, он отдал ее полностью монарху при его избрании. И если монарх не тиран, не деспот, он помнит: «Всякая власть верховная едину своего установления вину конечную име­ет всенародную пользу». Такова суть политических раз­мышлений Феофана Прокоповича.

3. В.Н.Татищев (1686-1750). Другим мыслителем пет­ровской эпохи, стоявшим во главе «Ученой дружины», был Татищев, крупный администратор, автор множества сочи­нений на исторические, научные и политические темы. Среди них наиболее значительны «Духовная» и «Разговор двух приятелей о пользе науки и училищах», сердцевину которых составляет теория «всемирного умопросвящения».

В истории человечества Татищев выделяет три этапа: первый - создание письменности, второй - возникновение христианства и третий - «обретение тиснения книг», кни­гопечатание. С созданием письменности связана кодифи­кация законов у разных народов: их правители «зачали законы сочинять и, на лучшее наставляя, лучи малого си­яния и благоразумия им открывать». В Персии это был Зороастр, в Египте - Озирис, в Греции - Минос, в Риме - Янос, или Нума Помпилий. «Близ потопа», как пишет Та­тищев, обрели свои письмена и законы китайцы. Аналогич­ным образом обстояло дело и у «славянов»: как только была изобретена азбука, тотчас началось «сложение закона». Речь в данном случае идет о «Русской правде» - выдающемся памятнике правовой мысли древнекиевской эпохи.

С приходом христианства человечество достигает новых ступеней «умопросвящения». Учение Христа принесло с собой не только «душевное спасение, царство небесное и вечная блага»; благодаря ему прежде всего «все науки ста­ли возрастать и умножаться, идолопоклонство же и суеве­рия исчезать». Но оно стало жертвой церковных разделе­ний, и это привело к тому, что «едва не повсюду науки нуждные человеку погибли». Говоря о средних веках, Та­тищев замечает: «Оное время ученые время мрачное именуют». К наибольшим бедам, проистекшим от церкви, он относил политическое властолюбие, равно присущее и «рим­ским архиепископам», и «нашим митрополитом и патри­архом», которые «от гордости и сластолюбия противобожного» возомнили, что «якобы власть духовная выше госу­дарственной». «Тиснение книг», просвещение представ­ляется Татищеву важнейшим средством полного преодоле­ния негативного воздействия церкви на развитие государ­ственности и политических институтов. Он отстаивает идею веротерпимости, основанной на поддержке наук и училищ. «Разность вер великой в государстве беды не наносит», констатирует русский мыслитель.

Как и Феофан Прокопович, в вопросе о происхождении государства Татищев придерживается договорной теории. Согласно его учению, человек «по естеству» обладает сво­бодой воли; она ему «толико важна и полезна, что ни еди­но благополучие ей сравняться не может...»; «человек, ли­шенный воли, есть невольник». Но воля полезна, если она употребляется с разумом и рассуждением. Именно ра­зум убеждает нас в том, что «человеку и в лучшем возрасте и разуме на себя единаго надеяться не безопасно, и потому видим, что воле человека положена узда неволи для его же пользы». Эта «вторая, своевольная, неволя», вытекающая из «нужды» и основанная на «договоре», как раз служит причиной возникновения государства и разнообразия его форм.

Хотя Татищев сторонник монархического устройства России, он все же не считает монархию единственно целе­сообразной формой правления. На его взгляд, каждый народ, «разсмотря положение места, пространство владе­ния и состояние людей», избирает такую систему, кото­рая наиболее приемлема для общенародного благополучия. «Например, - пишет он, - в единственных градех или весь­ма тесных областях, где всем хозяевам домов вскоре со­браться молено, в таком демократия с пользою употребить­ся может, а в великой области уже весьма неудобна. В областях хотя из нескольких градов состоясчей, но от нападений неприятельских безопасной, как то на островах и пр., может аристократическое быть полезно, а особливо если народ учением просвясчен и законы хранить без при­нуждения прилежит, тамо так острого смотрения и жес­токого страха не требуется. Великие и пространные госу­дарства, для многих соседей завидуюсчих, оные ни кото­рым из объявленных правиться не может, особливо где народ не довольно учением просвясчен и за страх, а не из благонравия или познания пользы и вреда закон хранит, в таковых не иначей, как само- или единовластие потреб­но». Россия, естественно, подпадала под действие тре­тьего принципа и потому не могла быть никакой иной, кроме как монархической. Вместе с тем Татищев предла­гает «пункты», которые существенно ограничивают мо­нархию. В частности, он предусматривает создание двух палат: «Вышнего правления» из 21 человека и «другого правительства» для занятий «делами внутренней эконо­мии» из 100 человек. В первой палате сосредоточивалась основная сфера законодательной деятельности, что фак­тически низводило монархическую власть до уровня от­правления чисто исполнительных функций.

В соответствии с этим на первый план выдвигается про­блема общих принципов законотворчества, или, по терми­нологии Татищева, «законописи». Для русского мыслите­ля не составляет тайны то, что само по себе существование законов еще не гарантировало их исполнения. Поэтому независимо от того, кто и как издает гражданские законы, должны соблюдаться некоторые общезначимые условия, равно обязательные для всякой власти. Таких условий Та­тищев устанавливает четыре. Во-первых, «чтоб закон вня­тен и всем подзаконным вразумителен был». Он должен быть написан на том «речении», которым говорит «боль­шая часть общенародия», без всякого витийства и иноя­зычных слов. И притом «всякий закон что короче, то внят­нее». Во-вторых, законы должны быть выполнимы. Тати­щев и в теории, и на практике ратует за смягчение суще­ствующего законодательства: «Воздаяния за добро и злодеяния чтоб умеренные и делам достойные предписаны были, ибо неумеренные казни разрушают тем закон, что от сожа­ления принуждены будут наказания уменьшать и закон сами судии нарушат, а у подданных безстрастие родится». В-третьих, «чтоб законы один друго­му ни в чем противен не был, дабы как судящие, так и судящияся не имели случая законы по своим прихотям тол­ковать и тем коварством законы скрытно нарушать». На­конец, в-четвертых, Татищев формулирует демократичес­кое требование, «дабы всякой закон всем немедленно явен и известен был, ибо, кто не зная закона, преступит, тот по закону оному осужден быть не может». Позаботиться о своевременном и широком объявлении законов обязано правительство, которое несет ответственность за обществен­ное благо.

Не обходит Татищев и такой принципиальный вопрос, как соотношение закона и обычая. Он признает, что обы­чай обычаю - рознь. Не все в прошлом было только тем­ным и варварским. Так, до Бориса Годунова «в Руссии кре­стьянство было все вольное». Он же сделал их крепостны­ми, заставив народ «волноваться». Следовательно, таким «пременением древних обычаев иногда немалой вред нано­сится». Однако не все обычаи таковы, и «где польза общая требует, тамо не нуждно на древность и обычаи смотреть»: надо смело идти на обновление и преобразования.

Татищев видел Россию единой с Европой, не тирани­ческой, а легитимной и просвещенной. Это ставило его на голову выше других просветителей петровской эпохи, в том числе и Феофана Прокоповича. Он дал начало целому на­правлению русской политической мысли, которое получи­ло название западничества.

4. И.Т.Посошков (1652-1726). На волне петровских пре­образований вознесся из низов и талантливейший мысли­тель-самоучка Посошков, известный главным образом сво­ей «Книгой о скудости и богатстве», написанной специаль­но для представления российскому монарху.

Его острый ум жаждал правды, и он постоянно обличает все то, что «ветхо» и «гнило», взывая к воле и силе государя самодержца. «Царь яко Бог, еже возхощет, в облости своей может сотворить», - утверждает Посошков. Россия представляется ему огромным, застарелым Домом, в котором ничего невозможно исправить, сперва «не разсыпав его и подробну не разсмотря». Начать же все необ­ходимо с составления нового Уложения, взамен прежнего, утвержденного еще царем Алексеем Михайловичем. Дока­зывая, что в нем «неправда велми твердо въкоренилась», он обусловливает это игнорированием «народосоветия». Поэтому для составления нового Уложения Посошков пред­лагает Петру I созвать представителей (по 2-3 человека) от всех сословий - духовенства, администрации «высокаго и нискаго чина», дворянства и купечества, «фискалов» (лю­дей сыска и надзора), солдат и знатных крестьян из ста­рост и сотских, «которые во всяких нуждах перебывались», а также «детей боярских» - холопов. Они-то и должны «освидетельствовати самым вольным голосом, а не под при­нуждением» составленный правовой кодекс, «дабы в том изложении как высокородным, так и нискородным, и как богатым, так и убогим, и как высокочинцам, так и ниско-чинцам, и самым земледельцам обиды бы и утеснения от недознания коегождо их бытия в том новоисправном изло­жении не было». Затем решение «многонародного сове­та», как называет Посошков всесословный совещательный орган при царе, поступает на утверждение монарха. Пос­ледний мог отредактировать кодекс, вплоть до исключе­ния ряда статей.

По мнению Посошкова, введение «народосоветия» не снижает роли «его величества самодержавия», но, напро­тив, позволяет ему действовать со знанием дела. Приме­чательно, что аргументация его при этом совпадает с пози­цией Курбского. «...Без многосоветия и без вольного голо­са, - заявляет от, - никоими делы невозможно сладить, Понеже Бог никому во всяком деле одному совершеннаго разумения не дал...». Следовательно, на всякого челове­ка довольно простоты, и это уравнивает всех в правах -великих и малых. Посошков надеется, что «великий наш монарх повелит суд устроити един, каков земледельцу, тако и купецкому человеку, убогому и богатому... чтоб всякому и нискочинному человеку легко было его доступить...». Ему хотелось видеть Россию «общежительством любов­ным», в котором все прекрасно - «как в духовности, тако и во гражданстве». С такой мечтой он и умер в тюрьме, где оказался вскоре после смерти Петра I «по важному сек­ретному государственному делу», вероятно, за свои «домо-строительские» идеи.

Оглавление

* ЗАКАЗАТЬ АВТОРСКИЙ РЕФЕРАТ, КУРСОВУЮ ИЛИ ДИПЛОМ*

тел. (495) 728 - 3241; info@troek.net

 

ЗАКАЗАТЬ РЕФЕРАТ

ЗАКАЗАТЬ КУРСОВУЮ

ЗАКАЗАТЬ ДИПЛОМ

Новости образования

Все о ЕГЭ

Учебная литература on-line

Статьи о рефератах

Образовательный софт


   E-mail:info@troek.net

Каталог@Mail.ru - каталог ресурсов интернет
 Тел: (495) 728- 32-41

| Главная | Рефераты на заказ | Типы работ | Предметы и темы | Гарантии | Цены | Заказ и оплата | В помощь студенту |
| Партнерство и рекламма | Вузы Москвы | Вакансии | Разное |

Copyright © 2002 " ТРОЕК НЕТ". All rights reserved.
Web - master: